Спаситель

Библиотека

Раздался глухой стук в дверь. С тех пор, как Вильяма не стало, все звуки казались Джеси какими-то глухими и невнятными. Джеси Паркинсон открыла дверь. На пороге стоял высокий молодой человек в военной форме. - Здравствуй, Джес! - Здравствуй, Боб, проходи, - девушка с заплаканными глазами отступила, пропуская юношу в дом. Неделю назад она получила соболезнования от американской армии, и мир рухнул. В памяти все перемешалось. Не хотелось ни есть, ни пить, только спать и подольше… Но руки Джесика на себя не наложила. Не хватило ни сил, ни смелости. И теперь она понимала, что поступила правильно. - Джеси, я… Я пришел… То есть в первую очередь… В общем, мне очень жаль… Джеси посмотрела на рыжего парня со шрамом на левой щеке, в ее глазах отразилась грусть. Ведь она знала Боба с семи лет. Он всегда выглядел младше своих лет. А сейчас этот жуткий шрам сделал его сразу лет на десять старше. - Спасибо, Боб. - Как ты себя чувствуешь? - Справлюсь. Бедняга. Ведь Вильям был его лучшим другом. Джес от этой мысли заставила себя встряхнуться, она зябко передернула плечами и подняла на Боба уже более осмысленные и заинтересованные в собеседнике глаза. - Ты то как? Боб потупился и нервически усмехнулся так, что шрам весь перекорежило: на это было жутко смотреть, и Джеси невольно опустила глаза. - Без Вила все не так… - парень хотел еще что-то сказать, но отчего-то замолчал, сделал глубокий вздох, будто готовясь к тяжелому разговору. В глазах Джеси снова появился интерес. Боб достал из-за пазухи большой белый конверт и передал Джеси. - Вот. Это я нашел у него…на груди под курткой, он держал его у сердца… И я решил обязательно тебе отдать. Он не успел… С этими странными словами Боб вскочил, наскоро распрощался и почти выбежал из дому. По всему было видно, что кого-либо утешать он сейчас не в силах: сам еле слезы держит, вон, как кожа на шраме все время натянута. Джеси заперла дверь и вернулась в гостиную. Повертела в руках конверт, распечатала. Видно, в конверт письмо положил уже Боб, потому что внутри были три листа желтой запачканной бумаги, исписанные знакомым убористым почерком. Джеси не удержалась и всхлипнула, но прежде чем заплакать решила прочесть. Посредине каждого листа расплылось огромное коричневое пятно (наверное, листы были сложены и лежали у него на груди, когда…). Джеси не закончила эту мысль, новое рыдание уже без слез вырвалось из груди. Она развернула листы и бережно положила их перед собой на журнальный столик. «Милая моя! Ненаглядная моя Джесика! Пишет тебе твой Вил. Ты знаешь, у меня вечно проблемы с началом письма! (Джеси нервно усмехнулась: правда, Вильям никогда не умел написать толковое начало.) Знаешь, тут стало очень холодно. Мы греемся у костров, но поистине согревает меня лишь произнесенное твое имя. Я засыпаю с ним на устах и встаю на рассвете, чтобы увидеть в игривых лучах пробуждающегося солнца теплый свет твоих прекрасных глаз. Ты не поверишь, милая Джеси, но кровь, война, убийства и, правда, заставляют меня все дороже ценить жизнь, и все мы тут понемногу становимся поэтами. Каждый вечер, когда наступает на землю тьма, я благодарю Бога за то, что сумел прожить еще один день! И еще на один день стал короче срок нашей разлуки. Вчера я зашел в местный кабак. Обычно один я туда не хожу: это все же не совсем безопасно. Но настроение не позволило мне взять с собой товарищей. Я уселся за дальний столик и заказал себе какого-то вина (мерзкая оказалась штука, а ты ведь знаешь, как я ценю настоящие вина!). Потягивая горьковатый (!!!) напиток, я погрузился в свои мысли. Все всплывали образы того дня… Маленькое кафе на Монмартре, тихая музыка, играющего в соседнем переулке оркестра. А еще, помнишь, тот дом, весь оплетенный плющом? Он так тебе понравился и ты сказала, что когда у нас появятся деньги, непременно поселимся в таком же! Да-да! Милая моя, нежная, волшебная девочка! Когда я вернусь, мы обязательно поедем в Париж и снимем квартирку именно в этом доме! Обещаю тебе! (Слезы уже беспрестанным молчаливым потоком текли по бледному девичьему личику, Джеси только успевала поднимать и опускать руку со скомканным платком.) Так вот, я погрузился весь в эти сладостные воспоминания, как вдруг чья-то тяжелая рука легла мне на плечо. От неожиданности я вскочил на ноги и резко обернулся. Передо мной стояли трое местных бандитов. Увидев у меня кожаный мешочек, они решили, что я солдат при деньгах, потребовали его отдать в обмен на жизнь. А ведь ты помнишь этот кожаный кисет, что дала мне в дорогу? В нем лежала прядка твоих волос, завернутая в надушенный платок. В ежедневной схватке со смертью для меня не было ничего дороже этих нежных напоминаний о моей Джесике! Я готов был умереть и убить за этот кисет. Видимо, мои противники были настроены так же. Самое ужасное, знаешь, Джеси, ведь здесь наше оружие таких вот бугаев не пугает! Так что доставать против них мой крохотный пистолетик было глупо, а винтовку я оставил в лагере. Ситуация становилась угрожающей. И вдруг резкий, сильный удар ребром ладони по плечу ближе к шее вывел из строя одного из негодяев. Я не понял толком, что произошло, но момент упускать было смертельно опасно. Два моих удара уложили второго мерзавца, не успевшего, как видно, сориентироваться. Третий спасся бегством, боясь, что и его постигнет участь товарищей. Я оглянулся, чтобы поблагодарить моего спасителя и, о милая моя Джеси, угадай, кого я увидел?! Передо мной стоял долговязый рыжеволосый парнишка. Джеси, это был Джек! Да-да! Джек – кузен нашего Боба! Помнишь этого пятилетнего шалопая, с вечно ссажеными коленками? Я не поверил своим глазам! Крошка-Джек спас мне сейчас жизнь! Мы долго сидели еще с ним в кабаке, все говорили о Бобе, о войне. Ведь, ты знаешь, Боба перевели на Запад. Без него, мне казалось, настоящая жизнь совсем опустела. Я живу сейчас будущим! И я знаю, оно будет прекрасным! Мы уедем в Европу! Сначала немного попутешествуем, а потом обязательно купим маленький домик где-нибудь в Голландии. Ты ведь так любишь тюльпаны! Я допишу наконец «Искателя», книга непременно будет иметь успех! И напишу несколько статей о войне. Люди должны это знать! Они не должны пережить такого снова и поэтому должны знать и помнить! И мы пойдем на озеро, и ты снова наденешь голубое шелковое платье и будешь петь «Лунную дорогу». А я буду смотреть в твои голубые глаза и видеть отражение моей мечты… С нескончаемой любовью, Твой Вильям Паркинсон.» Джеси опустила руки с последним листком и заплакала, теперь уже в голос. Когда она читала, боялась нарушить тишину, украдкой вытирала слезы: ведь Вил не любит…не любил, когда она плакала. Казалось, что через письмо он снова оказался рядом и мог увидеть ее слезы. Теперь все. Теперь не увидит, не услышит… Сильное рыданье согнуло ее пополам, не хватало сил даже вздохнуть. И вдруг сильный уже ощутимый толчок! - Маленький мой… - Джеси резко распрямилась и аккуратно дотронулась до своего живота. Снова толчок! – Мой хороший… - Джесика улыбнулась сквозь слезы. – Я не забыла о тебе, мой маленький Джек… «Да, - подумала Джеси. – обязательно Джек! Именно Джек! Крошка-Джек спас жизнь папе, спасет теперь и мне!» А вслух, чтобы Джек слышал, прибавила: - Как же я тебя люблю, мой маленький спаситель…