Как Томас Коннолли с Бэнши
повстречался
Решила попробовать себя в художественном переводе. Стихи - страшно было.
Английский - слишком просто. Короче - перевод со староанглийского с примесью
ирландского. С горем пополам. Надеюсь, даже художественным... Текст оригинала
ниже.
А, бэнши? Говорю вам, однажды вечером, когда уже начало смеркаться, я возвращался домой с работы, от мистера Кэссиди, о котором я вам рассказывал. Я квартирую поблизости, у одинокой вдовы по имени Видди Мэкуаэр, это всего в двух милях.
Шла первая неделя ноября. Я возвращался по старой заброшенной дороге и успел пройти едва ли милю. Короткие осенние сумерки довольно быстро кончились, позволив тьме вступить в свои законные права. Едва чернели во мгле одинокие деревья на обочине. Вскоре показался мост через речку. Собственно это была даже не речка, а один из маленьких притоков полноводной реки Доддер. Я вышел на середину дороги, в этот поздний час дорога была совершенно пустынна, ни одного путника, Мистер Гарри, но, как я сказал, я продолжал свой путь. Подойдя поближе к реке, туда, где дорога становилась чуть пошире, я смог разглядеть спину огромного каменного борова, который, видно, раньше служил для развода моста. Туман плыл не спеша, окутывая поверхность воды.
Знаете, Мистер Гарри, странно все это, теперь, когда прошло время, я вспоминаю ту ночь словно дурной сон... Я помню, почувствовал тогда сначала легкий, едва уловимый, а потом все более ощутимый ледяной ветер, пронизывающий самое сердце. "Томас, - сказал я себе, - опять тебе что-то мерещится, - но это меня мало успокоило, - а даже если и не мерещится, ну, какое тебе до всего этого дело? Какое!" Так, с каменным лицом я произвел над собой усилие, оторвав одну ногу от земли, чтобы ступить на мост. И там - Господи, спаси и сохрани нас, грешных! - у каменной стены я увидел пожилую даму, сидевшую, как мне показалось, на коленях, голова ее лежала на груди словно в ужасном горе.
Мне, конечно, стало очень жаль несчастную женщину, и я подумал, что, пожалуй, был не слишком вежлив, прибывая в смертельном испуге, поэтому поспешил сказать: «По-моему, здесь слишком холодно для вас, мэм». Молчание служило мне ответом. Более того, я не увидел никакой реакции на ее лице так, словно я вовсе не к ней сейчас обращался. Она продолжала слегка покачиваться взад-вперед, боль от разбитого сердца, видно, была почти физической. Я повторил: «Э, мэм, что случилось с вами?» И попытался прикоснуться к ее плечу, вот только что-то меня остановило. Вблизи я увидел, что она также похожа на старую женщину, как я на старую кошку. Первое, на что я обратил внимание, Мистер Гарри, были ее волосы: они струились нескончаемым потоком по плечам и вниз до пят да еще на добрый ярд подле нее по земле.
О, чтоб мне провалиться на месте, это были ее настоящие волосы!
Таких волос я не видел еще ни у одной смертной женщины, старой или молодой, ничего подобного. Это не был парик, я и сейчас вижу прочные и сильные корни этих волос, я видел, как волшебно скользят они по плечам, но цвет их почти невозможно описать... Сначала я решил, что они серебристо-серые, цвета старой кроны, но, чуть отклонившись в сторону так, что моя тень не мешала боле лунному свету играть волшебными волосами, я понял, что это предательски обманчивый цвет, мерцающий словно шелковые нити для вышивания. Серебристым ручьем волосы спускались с плеч, вдоль тонких, изящных, но одновременно крепких рук, пальцы которых перебирали их, точь-в-точь как на картине с изображением Марии Магдалины, и я заметил, что тонкая серая накидка и легкое зеленое, почти домашнее платье были сшиты из какой-то неземной материи, которую я не видел никогда прежде.
Не за чем говорить, что все это происходило очень быстро, лишь сейчас я говорю обо всем так подробно и длинно, потому как не хочу упустить никакой важной детали в своем рассказе. Я сделал шаг назад от нее, невольно произнеся одними губами: «Господи сохрани!» - и осенил себя крестным знамением.
Мистер Гарри, ни слова я не мог произнести, когда она обратила, наконец, ко мне свое лицо. О, Мистер Гарри, нет ничего страшнее, никакое выражение не может быть ужаснее, чем лицо, смотревшее на меня в тот момент! Да простит меня Бог, это лицо было кошмарнее, чем лицо Антихриста в Часовне на улице Мальборо, невыносимее всего, что я только мог представить – бледнее, чем у мертвеца, и веснушки такие, как на яйце индюшки! Два глаза покраснели, как от непрерывных долгих рыданий, на белках проступили лопнувшие кровеносные сосуды. Но хуже всего, Мистер Гарри, был цвет этих глаз, контрастирующий с покрасневшими белками, цвет незабываемый, ярко-голубой, неестественно голубой! Глаза холодные, как полная луна в морозную зимнюю ночь, и не то живой, не то мертвый взгляд этих глаз, ледяными иглами впивающийся в самые кости. Чтоб мне провалиться на месте, клянусь, в тот момент волосы встали на моей голове дыбом!
Я чуть не отдал Богу душу, когда она поднялась с колен: она оказалась чуть не с Колонну Нельсона в Дублине! Два опустошенных глаза вновь обратились ко мне, две руки потянулись вперед, она поднялась в воздух и все кружила-кружила вокруг моста, то приближаясь к нему, то отдаляясь, пока тихо, болезненно постанывая. Кажется, в тот момент я впервые стал догадываться, кто передо мной.
«Соберись, Томас!», - приказал я себе. О, каких же усилий мне стоило заставить собственные ноги двигаться, выйти из оцепенения, справиться с дурманом и безотчетным страхом, ужасом. Один Бог знает, как я добрался до дома, знаю только, что умудрился запереть дверь на засов и пройти в самую дальнюю комнату дома, где и пролежал в мертвой тишине почти час. И первое, что увидел, более менее придя в себя, была миссис Мэкуаэр, нависшая надо мной с кружкой пунша. Буквально вливая в мое горло сладкий напиток, она пыталась вернуть своего непутевого постояльца к жизни. Почувствовав, что волосы мои совершенно мокрые, я понял, что, перепугавшись, она, в первую очередь, облила меня ледяной водой.
- О, мистер Коннолли! – всхлип, - Что вы еще выдумали? – всхлип, - Нагнать такого страху на несчастную одинокую женщину! – всхлип и длительное причитание.
- Я уже на том свете? – неуверенно осведомился я.
- Томас! Где вам еще быть, как не у меня на кухне? – всхлип.
- О, слава Господу Всемогущему! – вздохнул я, - А я было подумал, что уже в чистилище! Только вот холодновато что-то...
- Неудивительно! Мне показалось, что вы уже на полпути туда, - всхлип, - Но что же с вами случилось? Вы выглядите так, словно привидение увидели!
- О, это совершено неважно, что я видел...
Итак, понемногу я стал приходить в себя после встречи с бэнши, мистер Гарри.
«Но я все-таки не понимаю, почему ты так уверен, что, действительно, видел бэнши, Томас?»
Потому что я имел некоторое представление о том, что такое бэнши, ее появление могло быть вызвано только назревающей трагедией, смертью кого-нибудь из членов некоего древнего семейства, за котором бэнши следует. Вы, может быть, знаете, мистер О`Нэйлс приезжал в свое имение, оно по соседству – старый замок О`Нэйлс в Тироне. Очень древний ирландский род. И бэнши услышала причитания по покойнику вокруг дома в ту самую ночь. Я абсолютно уверен, мистер Гарри, что мистер О`Нэйлс был найден мертвым в своей постели на следующее утро.
Так если не бэнши я видел в ту ночь, то кого?
Thomas Connolly and the banshee
(Dublin) From W.B.Yeats (ed.), Fairy and Folk Tales of the Irish Peasantry
(London, scott, 1888), pp. 108-112.
An english translation of tales told by the tradotoinal irish storytellers
gives but a pale shadow of the origonal Irish narration. Nonetheless, the
collection put together by the Irish poet Yeats offers some idea of the unique
flavour of tales told by the irish people.
This tale was collected by J.Todhunter in the mid-nineteenth century.
The banshee (from ban - bean - a woman, and shee - sidhe - a fairy) is an
attendant fairy that follows the old families, and none but them, and wails
before a death.
Aw, the banshee? Well, as I was striving to
tell ye, I was going home from work one day, from Mr Cassidy`s that I tould ye
of, in the dusk o` the evening. I nad more nor a mile-aye, it was nearer two
mile – to thrack to, where I was lodgin` with a dacent widdy woman I knew,
Biddy Maguire be name, so as to be near me work.
It was the first week in November, an` a lonesome road I had to travel, an` dark enough, wid threes above it, an` about half-ways there was a bit of a brudge I had to cross, over one o` them little sthrames that runs into the Doddher. I walked on in the middle iv the road, for there was no toe-path at that time, Mister Harry, nor for many a long day after that; but, as I was sayin`, I walked along till I come nigh upon the brudge,where the road was a bit open, an` there, right enough, I seen the hog`s back o` the ould-fashioned brudge that used to be there till it was pulled down, an` a wite mist steamin` up out o` the wather all around it.
Well, now, Misther Harry, often as I`d passed
by the place before, that night in seemed sthrange to me, an` like a place ye
might see in a dhrame; an` as I come up to it I began to feel a could wind
blowin` through the hollow o` my heart. ‘Musha Thomas’, sez I to meself, ‘is it
yerself that`s in it?’ sez I; so I put a bould face on it, an` I made a
sthruggle to set one leg afore the other, ontil I came to the rise o` the
brudge. And there, God be good to us! In a cantle o` the wall I seen an ould
woman, as I thought, sittin` on her hunkers, all crouched together, an` her
head bowed down, seemin` - ly in the greatest affliction.
Well, I pitied the ould craythur, an` thought I
wasn`t worth a thraneem, for the mortial fright I was in, I up an` sez to her,
‘That`s a cowld lodgin` for ye, ma`am’. Well, the sorra ha`porth she sez to
that, nor tuk more notice o` me than if I hadn`t let a word out o` me, but kep`
rockin` herself to an` fro, as if her heart was breakin`; so I sez to her
again, ‘Eh, ma`am, is there anythin` the matther wid ye?’ An` I made for to
touch her on the showldher, on`y somethin` stopt me, for as I looked closer at
her I saw she was no more n ould woman
nor she was an ould cat. The first thing I tuk notice to, Misther Harry, was
her hair, that was sthreelin` down over his showldhers, an` a good yard on the ground on aich side
of her.
O, be the hoky farmer, but that was the hair!
The likes of it I never seen on the mortial
woman, young or ould, before nor sense. It grew as sthrong out of her as out of
e`er a young slip of a girl ye could see; but the colour of it was a misthery
to describe. The first squint I got of it I thought it was silvery grey, like
an ould crone`s; but when I got up beside her I saw, be the glance o` the sky,
it was a soart iv an Iscariot colour, an` a shine out of it like floss silk. If
ran over her showldhers and two shapely arms she was lanin` her head on, for
all the world like Mary Magdalen`s in a picther; and then I persaved that the
grey cloak and the green gownd andhernaith it was made of no earthle matarial I
ever laid eyes on.
Now, I needn`t tell ye I seen all this in the
twinkle of a bed-post – long as I take to make the narration of it. So I made a
step back from her, an` ‘The Lord be betune us an` harm!’ sez I, out loud, an`
wid that I blessed meself.
Well, I thought the life `ud lave me intirely
when she riz up from her hunkers, till, bedad! She looked mostly as tall as
Dublin`s Nelson`s Pillar; an` wid the two eyes gazin` back at me, an` her two
arms stretched out before hor, an` a keine out of her that riz the heir o` me
scalp till it was as stiff as the hog`s bristles in a new hearth broom, away
she glides – glides round the sthrame that ran undhernaith it. `Twas then I
began to syspect what she was.
‘Wisha, Thomas!’ sez I to meself, sez I; an` I
made a great struggle to get me two legs into a throt, in spite o` the spavin
o` fright the pair o` them wor in; an` how I brought meself home that same
night the Lord in heaven only knows, for I never could tell; but I must
ha`tumbled agin the door, and shot in head foremost into the middle o` the
flure, where I lay in a dead swoon for mostly an hour; and the first I knew was
Mrs Maguire stannin` over me with a jorum o` punch she was pourin` down me
throath, to bring back the life into me, an` me head in a pool of cowld wather
she dashed over me in her first fright.
‘Arrah, Mister Connolly’, shashee, ‘what ails
ye?’ shashee, ‘to put the scare on a one woman like that?’ shashee.
‘Am I in this world or the next?’ sez I.
‘Musha! Where else would ye be on`y here in my
kitchen?’ shashee.
‘O, glory be to God!’ sez I, ‘but I thought I
was in Purgathory at the laste, not to minition an uglier place’, sez I, ‘only
it`s too cowld I find meself, an` not too hot’, sez I.
‘Faix, an` maybe ye wor more nor half-ways
there, on`y for me’, shashee; ‘but what`s come to you at all, at all? Is it
your fetch ye seen, Mister Connolly?’
‘Aw, naboclish!’ sez I. ‘Never mind what I
seen,’ sez I.
So be degrees I began to come to a little; an`
that`s the way I met the banshee, Misther Harry!
‘But
how did you know it really was the banshee after all, Thomas?’
Begor, I knew the apparation of her well
enough; but `twas confirmed by a sarcumstance that occurred the same time.
There was a Misther O`Nales was come on a visit, ye must know, to a place in
the neighbourhood – one o` the ould O`Nales iv the countre Tyrone, a rale ould
Irish family – an` the banshee was heard keening round the house that same
night, be more then one that was in it; an` sure enough, Misther Harry, he was
found dead in his bed the next mornin`.
So if it wasn`t the banshee I seen that time,
I`d like to know what else it could a` been.